В январе 1920 г. послушник Тихон был мобилизован для отбывания воинской повинности в Красной армии и отправлен в г. Курск. Когда он объяснил своё отрицательное отношение к воинской службе, потому что «отдал себя только на служение Богу», его от армии освободили. Чтобы скорее прибыть в родную обитель, рано утром 22 февраля 1920 г., не имея ни крошки хлеба, Тихон тайно оставил г. Курск. Пешком, по шпалам, он направился в Глинскую пустынь. Изнурившись от долгого пути и голода, он в ближайшем селении попросил у одного жителя хлеба, но получил отказ. Так впервые столкнулся с жестокосердием современных христиан. Когда хотел купить хлеба, то у торговцев его не оказалось, ввиду неурожая. Со скорбным чувством он продолжил свой одинокий путь по шпалам. Из его воспоминаний: «Вдруг я заметил, что откуда-то впереди меня появился старичок-крестьянин в серой свитке с корзиной в руках. Он, подойдя ко мне, вынул из корзины два, еще теплых пирожка, и подал мне их со словами: «Возьми, ты кушать хочешь», — я взял эти пирожки и обратился поблагодарить его, но его уже не было». Тихон не сомневался, что это явился ему святитель Николай и подкрепил его для продолжения дальнейшего пути. Приближалась темная весенняя ночь. Дрожащий от холода, сырости и голода, утомленный ходьбой, Тихон, прибыв на станцию Рыльск, стал стучаться в двери станции. Но вместо приюта услышал несколько грубых слов. Пробравшись в коридор, он лег на сырой каменный пол и ненадолго заснул. Холод пронизывал насквозь, мучил голод. Он проснулся и, несмотря на темную ночь, снова отправился в путь. Был густой туман. Не зная дороги, Тихон сбился с пути. Таяние снега изгладило следы дороги, переходя от кочки к кочке, оказался он на островке среди разлива реки Сейм. Вернуться на станцию или переправиться на другой берег было невозможно — кругом льдины и вода. «Долго я обдумывал свой план переправы через Сейм. Спасительный Промысл Божий дал мне образумиться и укрепиться надеждой на скорый рассвет». На рассвете его заметили. «И один из приверженцев христолюбцев оказал мне милосердие, приехав ко мне на лодке, и я переправился на берег». Уставши от такого путешествия, Тихон направился в ближайший монастырь, куда указал ему перевозчик. Там он был принят с братской любовию о. Кессарием. «На другой день рано утром я зашел в храм, в краткой молитве воздать благодарение Христу Спасителю и Его угоднику святителю Николаю за сохранение моей жизни. Имея при себе хлеб, данный мне о. Кессарием, я отправился в дальнейший путь — в Глинскую пустынь. Совершив путь в 45 верст, я еще к раннему вечеру пришел на Шалыгинскую горку». Приближаясь к Глинской пустыни, Тихон пришел на мельницу, где встретился с братией, которая обрадовалась его возвращению из армии. Дорога в монастырь шла недалеко от реки через топкий и низкий луг. Во время разлива это сообщение с монастырем было опасным и трудным. «Я никак не мог согласиться с тем, что пройдя такой длинный путь, почти у стен монастыря остаться до следующего дня. Должен признаться, что я никак не мог согласиться с тем, что есть для меня что-то невозможное! Самонадеянность, быстрота и твердость ощутимо овладели всецело мной...» По его просьбе местные мальчики указали ему лодку, но она была худая. Насколько возможно Тихон починил ее. На предостережения братии он отвечал: «Богом моим пройду стену...» Для большего удобства он поднял повыше подрясник, опоясался и к поясу прикрепил маленькую котомочку, в которой было среди других вещей и Святое Евангелие. Оттолкнувшись от берега, он отправился в плавание. Солнце находилось уже на закате. Река была в полном разливе, напоминая собой бушующее море. Лодка через щели быстро наполнилась водой. Кроме того, лодка попала в промоину, куда впадала глубокая канава, и вода производила быстрый и шумный круговорот. Лодка стала тонуть, повернулась вверх дном, опрокинувши Тихона, и еще дважды опрокидывала его при попытке взобраться на неё, с водной быстриной он пошёл под лед. Очутившись в бушующей воде, Тихон стал взбираться на лед, чтоб как-то добраться до кучи конопли, которая вымачивалась при берегах реки. Обессиленный, он в третий раз попытался взобраться на лёд, но в этот самый момент огромная льдина, принесенная водой, защемила сапоги и потащила его под лед. «С самого того момента я не терял присутствия духа и сознания, я стал крепиться, чтоб не набрать воды в рот, я осознавал, что нахожусь в пасти смерти, но робости и страха не испытывал. Крепко веруя, я стал молиться Богу: «Господи, Боже! Ради имени возлюбленного Твоего Сына, Господа нашего Иисуса Христа, спаси меня!» И не выдержавши больше, я открыл рот и нос, в которые хлынула грязная и холодная вода... Я надеялся на спасение, но и не смущался: если Господь и не пошлет мне теперь спасения, значит, лучше для меня умереть здесь, чем жить, а не потому, что Он не услышал молитвы мои. Господи, спаси меня!.. Я сложил пальцы для крестного знамения и перекрестившись со словами: «Помяни мя, Господи, во Царствии Твоем!» — оставил сложенные пальцы, крепя их на левом плече, и в таком положении ждал разлучения от тела. Вдруг от какого-то толчка я наклонился и почувствовал тошноту, и моментально был выброшен на поверхность воды. Плыву, в голову пришло: не бред ли это или может быть сон?» После нескольких попыток ухватиться за ветки Тихон удержался и остановился. Собравшись с духом, он стал ослабевшим голосом взывать о помощи, и был услышан братией с мельницы: «Ну, крепись, спасен будешь!» В наступившей тьме томительны и длинны были ожидания о помощи, а поднявшийся холодный сильный ветер усугублял его положение. «Сколько искренних молитвенных воплей моей страдающей души приносилось до престола Божия, сколько обещаний, при воспоминании которых трепещет теперь мое неблагодарное сердце, — все это было произнесено на слабеньком лозовом кусточке!» — описывал о. Таврион случившееся с ним. Время тянулось медленно, но вот, наконец, при приближении двух фонарей он услышал: «Тихон, чаще отзывайся!» Так пришло спасение. В монастырской больнице ему оказали необходимую помощь, и он уснул. Проснувшись утром, он не чувствовал никакой боли, а когда явился к настоятелю, тот с удивлением сказал: «Тихон, ты ли это?!» Выслушав все подробности о случившемся на реке, настоятель воздал благодарение Богу за чудесное спасение и сказал: «Смотри, не забывай того, о чем обещался Богу». С момента потопления лодки и пребывания в ледяной воде до спасения прошло четыре с половиной часа. В борьбе со стихией котомочка оборвалась от пояса и утонула. Но через три месяца монастырские послушники ловили рыбу и подсадкой вытащили большой комок грязи. Это оказалась та самая котомочка, оторванная от пояса. Её передали Тихону. Евангелие было открыто на том месте, где Христос сказал Марфе: «Я есть воскресение и жизнь. Верующий в Меня, если умрет, оживет». Спасающая сила Божия сохранила жизнь Тихону, и это было началом новых суровых испытаний, в которых он возрастал духом. В тех обстоятельствах, в которых он оказывался в дальнейшем, человеческая мудрость и воля не в силах были бы спасти. Это — Промысл Божий. Все, что случилось с молодым послушником Тихоном, он сам описал подробно 19 октября 1926 г., будучи уже иеромонахом. Делясь своими воспоминаниями, говорил своим духовным чадам: «Исповедаю, что я спасен силою Божией, по молитвам Пресвятой Богородицы и святых, к которым была обращена моя молитва подо льдом». Весной 1920 г., милостью Божией спасшись от утопления, послушник Тихон был пострижен в монашество с именем Таврион. По указу митрополита Назария Курского и Обоянского постриг совершил настоятель Глинской пустыни архимандрит Нектарий. Монах Таврион продолжил свое послушание в иконописной мастерской, совершенствуя свой талант, дарованный Богом. С большой ответственностью и духовным устремлением относился он к избранному пути и говорил: «Жить в монастыре — это величайшее счастье! Идти жить в монастырь —оставить весь мир, пойти поперек природы, все охотно уступить Христу?! Без смысла нельзя было препобедить, что свойственно человеку. А вот видно надо было препобедить, надо было устоять. И это так. Религиозная жизнь, а тем более, монашеская жизнь — это жизнь геройская. Героем надо быть, надо победить! Живя в монастыре, надо иметь какие-то радости, какие-то утешения, какой-то смысл. Вот это и есть смысл». Новый советский строй резко изменил духовно-нравственную жизнь в России. В конце 1922 г. богоборческая власть закрыла славную Глинскую пустынь, пытаясь стереть с лица земли то, что строилось на века. Уже многие великие святыни были поруганы. «Это было страшное событие», — вспоминал о. Андроник (Лукаш)3 — друг о. Тавриона. С великой скорбью расходились Глинские насельники, покидая родную обитель. Двенадцать монахов с настоятелем архимандритом Нектарием ушли в близлежащие леса и деревни. В 1942 г. они оттуда же первыми вернулись в поруганную обитель. В изъятых строениях монастыря в разные годы находились детский дом, пионерские лагеря, колхоз «Красный Октябрь» и МТС. Некоторые помещения использовались под жильё. Много трагических событий произошло и на малой родине монаха Тавриона. Еще до революции в семье случилось несчастье. На строительных работах погиб брат Никита, его засыпало песком. Летом 1922 г. было совершено нападение бандитов на товар, перевозимый Даниилом Ивановичем. Он просил власть о снижении или рассрочке выплаты налога, но ему было отказано. После этого начались большие осложнения с властями. В 1924 г. отец Тавриона, брат отца Иван Иванович и два брата матери — Иван и Дмитрий Зинченко — были высланы за пределы Украины как социально опасные и лишены избирательных прав. Все имущество в их семьях было конфисковано. С поселений они так и не вернулись. Повзрослевшие сыновья Даниила Ивановича определились согласно своему образованию и выехали из г. Краснокутска. Акилина Радионовна осталась на их попечении. Родительский дом был конфискован, в нем поместили школу, а впоследствии заселили жильцами. |