к содержанию

Нелегальное служение Церкви

После освобождения из лагеря в 1932 г. о. Таврион некоторое время оставался на Вишере. Он жил на квартире монахини Вассы Ефимовны Шишовой в поселке Зырянка. Её сестра м. Гамалиила21 была духовной дочерью и помощницей старца Александра (Копейко) до конца его жизни22. На это послушание матушку благословил перед своей кончиной в 1930 г. её прежний духовник — епископ Хрисанф23. В письме к схм. Евсевии (Попатенко) архимандрит Таврион отмечал: «Упоминая о смиренной монахине Гамалииле в бытность меня в Усолье, у ее сестры Вассы был на квартире, о ней говорили доброе, молитесь о ней». В трагический период Церкви пермский старец, архимандрит Александр (Копейко) был духовником и наставником многих монашествующих и верующих.

Когда о. Таврион работал в малярном цехе Березниковского химкомбината (1933-1934 гг.), он часто посещал Пермь, останавливаясь у своей духовной дочери — Марии Прокопьевны Шинкаревой, где раньше жил у неё, здесь и был арестован в 1929 г. За годы службы в Феодосьевском храме батюшка познакомился со многими монашествующими и верующими мирянами. Приезжая в Пермь в 1933 — 1935 гг., он не только встречался с ними, но и тайно совершал требы и Богослужения. Он оставался постоянно в духовном общении с тайной монахиней Евсевией (Попатенко)24,

часто навещал ее, тогда уже сильно болеющую, впоследствии ставшую на долгие годы его письменной собеседницей и благодетельницей в его предстоящих испытаниях.

В г. Усолье жила тайная монахиня Ольга Александровна Верхоланцева. У нее на квартире собирались верующие и совершались службы, которые проводил о. Таврион. Святой антиминс, подаренный ему когда-то владыкой Павлином, давал возможность совершать Литургию.

В 1930-е гг., в период особенно жестокого гонения на духовенство (вопреки Конституции, признававшей свободу религии), о. Таврион избрал для себя путь нелегального служения Церкви. Документы рабочего Березниковского химкомбината позволяли ему работать и на других предприятиях, скрывая своё священство. Так он имел определенную свободу действий в создании тайных церквей в разных городах центральной России.

Владыка Павлин в это время служил в городе Калуге, а его келейник о. Андроник отбывал срок в Сиблаге. Из Перми в Калугу владыка Павлин, его мать монахиня Евдокия, о. Андроник и иеродиакон Алипий прибыли в начале января 1931 г. За ними из Перми последовала большая группа монашествующих и духовных чад. Владыка и его близкое окружение поселились в доме по ул. Баранова Гора, 12. Службы совершали

в Казанском храме. Отец Андроник служил совместно с владыкой, о. Алипий исполнял обязанности секретаря. Вскоре владыка купил дом на имя московской гражданки Ефимовой Мавры Матвеевны по адресу: Красная Гора, 44. После соответствующего ремонта переселились сюда. Но еще до завершения ремонта, 3 июня 1931 г., о. Андроник и о. Алипий были арестованы. Сеть осведомителей действовала и в Калуге. Один из них докладывал органам: «...Помимо этой группы монашествующих в количестве сорока человек, в г. Калугу прибыл с епископом Павлином схм. Андроник (Лукаш). Он сейчас ведет усиленную работу по привлечению на свою сторону монашествующих группы Протопопова, а также из мирян, чего он отчасти добился... Я сам был очевидцем, как он на паперти в церкви разговаривал с тремя своими верующими: «Вот видите, какие аресты проводят большевики? Вера для них большой враг, и мы должны, как можно теснее сплотиться вокруг имени Христа, чтобы быть непобедимыми». С Андроником в близких отношениях монах — иеродиакон Алипий, и иеромонах Феофелакт...»25 Они были осуждены на пять лет лагерных работ.

Трудно пришлось владыке Павлину после ареста единомышленников. Общение с мудрой родительницей подкрепляло его дух, и верные люди не оставляли. В конце лета 1933 г. владыка получил назначение в качестве архиепископа Могилевской епархии. Тяжело было расставаться ему с калужской паствой, да и верующие были опечалены его новым назначением. Уезжал владыка один, мать оставалась с двумя девушками, приехавшими из Перми. Здесь же проживала тайная монахиня Мария (Добромыслова)26— секретарь владыки, и ее мать Зинаида. Все, что было связано с владыкой: огромная библиотека, множество икон, вещи, мебель и святые ценности — все оставалось на своих местах. В конце 1934 г. мать владыки переехала в г. Могилев, убедив сына пожить рядом с ним. Оставшиеся в Калуге вещи были поручены на хранение проживающим в доме. Владыка Павлин мыслил уйти на покой, а поэтому так бережно хранил этот тихий уют на берегу Оки. По возможности, бывая в Калуге проездом, посещал этот дом, встречался с духовными чадами.

Весной 1935 г. архимандрит Таврион по приглашению архиепископа Павлина — своего духовного наставника, выехал в Калугу. Он поселился на втором этаже дома, на первом этаже жил его глинский сподвижник — иеромонах Евгений (Забашта). Там же жили мать и дочь Добромысловы. Отец Евгений работал в строительной конторе плотником, а о. Таврион устроился маляром в торговую контору и одновременно художником-оформителем на завод НКПС. Работал еще художником на строительстве Дворца культуры. Богослужения совершали келейно.

 

Давняя помощница владыки Павлина и его матери — Анна Миленина, после отъезда Преосвященного в Могилев уехала в Курск. Там Анна жила с матерью и двумя старшими сестрами, работала в швейной мастерской. В этот период епископом Курским был Онуфрий (Гагалюк), друг владыки Павлина. Встретив однажды Анну, он спросил: «А почему ты не в Могилеве?» Вскоре он передал ей письмо для владыки Павлина и благословил срочно ехать в Могилев. На ближайший поезд билетов не было, и Анна тайком устроилась в пустом вагоне военного эшелона. Она успешно прибыла в г. Могилев. Каково было их удивление, когда владыка Павлин вскрыл конверт, а он оказался пуст?! Из Могилева Анна в Курск не вернулась, а уехала в Калугу. В это время, в июне 1935 г., Преосвященный Онуфрий был арестован. Таким образом, он, будущий святой новомученик, дал возможность Анне Милениной, избежать ареста в Курске и в последний раз повидаться с владыкой Павлином.

Тем временем, отбыв свой срок в Сиблаге, освободился о. Андроник (Лукаш) и приехал к владыке Павлину в Могилев. Из следственных документов: «Меня в г. Калуге арестовали за агитацию против советской власти и осудили на пять лет... Я с епископом Павлином, будучи в концлагере, имел систематическую переписку и даже получал посылки. Из Сиблага я был освобожден в июне 1935 г., откуда выехал в г. Могилев к епископу Павлину (Крошечкину) по его письменному приглашению. Снова возобновил свою службу в качестве его личного послушника...»27

После пятилетней разлуки недолго пришлось служить о. Андронику с владыкой. 2 октября 1935 г. Преосвященный Павлин был арестован на квартире, где он жил, по ул. Гражданская, 56. При обыске был изъят доклад28, подготовленный владыкой в Москву, а также карманные часы за № 70358, которые после вынесения приговора ему возвратили. В качестве обвиняемых были привлечены к ответственности 16 человек, близких ему по духу. 17 декабря 1935 г. все они были оправлены в Минскую тюрьму. Преданный келейник владыки Павлина и его духовник о. Андроник после ареста владыки тоже был арестован, но скоро был отпущен и выехал в г. Белополье Харьковской области.

Мать владыки очень сильно переживала за сына. Вместе с помощницами она оставалась в Могилеве. Отец Таврион и Анна Миленина навещали и поддерживали старицу, но сердце её не выдержало страданий. Намереваясь добиться свидания с сыном, она отправилась в Минскую тюрьму, но по дороге с ней случился сердечный приступ. 80-летняя старица — монахиня Евдокия (Крошечкина), отошла ко Господу 7 января 1937 г. До владыки, томившегося в заточении, дошла эта скорбная весть. Похоронили матушку в Могилеве архимандрит Таврион, Анна Миленина и преданные владыке духовные чада.

С 19 по 21 апреля 1937 г. на закрытом заседании НКВД было рассмотрено дело по обвинению архиепископа Павлина и других его единомышленников. На основании ст. 76 с карательной санкцией по ст. 72-а УК БССР вынесено заключение — отправить в исправительно-трудовые лагеря: «Крошечкина Петра Кузьмича и еще троих обвиняемых сроком на 10 лет. Девять человек сроком на 5 лет. Три человека сроком на 3 года. И одна обвиняемая освобождена»29.

Дом в Калуге, приобретенный владыкой Павлином, не пустовал, там ежедневно возносились молитвы о здравии Преосвященного и упокоении его матери м. Евдокии. Рано утром, приложившись к святым иконам, архимандрит Таврион и о. Евгений совершали Литургию, затем пили чай и шли на работу. В большие церковные праздники совершалась всенощная. Здесь часто собирались духовно близкие люди, не только живущие в доме, но и приезжие. Книги из огромной библиотеки владыки Павлина читали все посещающие этот дом. В них они черпали духовно-нравственную силу, укреплялись в вере, духовно совершенствовались. В беседах говорили об отношении безбожной власти к религии и Церкви, приходили к одному выводу, что Церковь переживает трагический период: преследование верующих людей, заточение их в тюрьмы, расстрелы, ссылки, закрытие церквей и разорение обителей.

Русская Православная Церковь шла на свою Голгофу. Продолжался давно взлелеянный и скрупулезно подготовленный западными силами общероссийский погром Православия. Ставилось под сомнение дальнейшее легальное существование Церкви. Нужно было что-то предпринимать, выход виделся в создании тайной Церкви. В связи с преследованием верующих нужна была большая осторожность.

С приездом о. Тавриона в Калугу, в доме, где он проживал, образовалась тайная «катакомбная» церковь. К нему приезжали духовные чада из других городов — Москвы, Курска, Перми, Казани. В доме постоянно присутствовало до 30-ти человек. Особенно часто его навещали пермские монахи, «павлиновцы» — приверженцы епископа Павлина. Возглавляя Пермскую епархию, владыка Павлин оставил глубокий след в сердцах верующих, а о. Таврион стал его последователем. Он находил возможность общения с тайным епископом Петром (Дмитрием Андреевичем Федосихиным)30, который находился на нелегальном положении с 1935 г. и ездил по городам Советского Союза с целью создания тайных церквей. Как известно, еще в 1929 г. епископ Петр приезжал в Пермь, и уже тогда с о. Таврионом они получали от Преосвященного Павлина указания о подготовке деятельности в условиях нелегального положения Церкви. Поэтому, освободившись из Вишлага, о. Таврион также перешёл на нелегальное положение, чтобы активно заниматься делом сохранения Церкви путём создания тайных церквей и молелен. Епископ Петр одобрял его действия и давал советы, как надёжнее сохранять для Богослужений необходимые предметы, книги, облачения и другие церковные принадлежности.

Из Калуги о. Таврион выезжал в Москву, Казань, Пермь, Липецк, Воронежскую область на встречи с верующими и священнослужителями. И во время этих поездок совершал не только Литургию и требы, но и пострижение в ангельский чин. Чаще всего он бывал на Пермской земле. Через переписку знал состояние Пермской Церкви, знал лично многих представителей духовенства и монашества и пользовался огромным авторитетом среди верующих. В Перми жил его духовник с 1930-х гг. — старец архимандрит Александр (Копейко). В марте 1938 г. о. Таврион приезжал на его похороны.

На нижнем этаже старокладбищенской Успенской церкви жил его давний друг — схииеромонах Андроник (Лукаш), бывший келейник епископа Павлина. После ареста владыки с октября 1935 г. он странствовал по городам31, а в августе 1938 г. прибыл в Пермь. Здесь встретился с иеромонахом Димитрием (Пьяных)32, которого знал с 1928 года. По ходатайству о. Димитрия о. Андроник был прописан, стал работать сторожем церкви и нес послушание алтарника. Совершать Богослужения ему было запрещено властями, но он был постоянным участником тайных молений, которые проводились в частных домах верующих. Вместе с о. Димитрием он совершал требы и исповедовал монашествующих. От архимандрита Тавриона они получали разные наставления, в том числе и о создании тайных домов-келий.

Иеромонах о. Димитрий еще с 1920-х годов был знаком со многими монашествующими, проживающими не всегда легально, поэтому он часто выезжал в районы области по организации нелегальных келий на случай закрытия церквей.

 Приходилось ему выезжать и в Калугу, где он получал от о. Тавриона поручения. Иногда для решения какого-либо вопроса о. Димитрий посылал в Калугу монахиню Магдалину (Зимину) или члена церковной двадцатки Успенского храма — Афанасию Оборину.

Частое посещение верующими архимандрита Тавриона могло вызвать внимание властей, жить ему в Калуге становилось опасно. Он стал осторожен, ограничившись перепиской. Батюшка хотел найти более тихое место и уехать. Когда ему предложили переехать в Пермь, купить «дощаник», на это он ответил: «Видно будет». Афанасии Обориной он писал: «Передайте брату Игорю, что писать мне очень опасно, я воздерживаюсь от переписки и сейчас совсем ее прекращаю, кроме самой экстренной. Если у него возникнут вопросы и недоумения, то пусть он обращается к брату Андронику. Он не хуже меня сумеет ему ответить. В Перми я буду в начале зимы и Вам, Афанасия Андреевна, категорически запрещаю писать мне, кроме того, что не терпит отлагательств. Благословляю. Октябрь 1938 г.».

В 1939 г. на Пасху приезжал из Перми к о. Тавриону о. Андроник. Прожив в Калуге десять дней, он вернулся в Пермь, отметив: «Таврион очень осторожен, не разговаривает, велит больше молчать».

Весной 1939 г. архимандрит Таврион приехал в Пермь. Встречи с монашествующими проходили на нижнем этаже Успенской церкви. Он совершат службы в Успенской церкви и в Никольской церкви в Гарюшках: Казанский тракт, 99 (ныне — Шоссе Космонавтов). Старица Мария (Силина), тайная схимонахиня, бывшая насельница Богородице-Казанского Бахаревского монастыря оставила воспоминание: «... в 1939 г. еду я в Молотов, там еще совершались службы на Гарюшках. Как готовилась ко св. Причащению! Имела счастье видеть всеми уважаемого архимандрита о. Тавриона. У него я исповедовалась, излила всю горечь слез наболевшей души, все сомнения мои разрешились. Он благословил не оставлять больного родителя, служить ему не как родному отцу, а как самому Христу Спасителю».

22 мая 1939 г. о Таврион совершил тайный постриг в схиму монахини Евсевии (Попатенко). В Перми, в тайных домах-церквах он вместе с о. Димитрием (Пьяных) и с о. Андроником (Лукашом) совершал Богослужения, на которых было много верующих. Ездил также в Усолье, где в частном доме (ул. Гоголя, 66) жила тайная монахиня Ксения (Ольга Александровна Верхоланцева). Она работала в Госстрахе.

У нее хранилось много духовных и богослужебных книг о. Тавриона и его большой (30 см) крест-мощевик. По всей поверхности креста, на перекладинах были помещены 254 частицы святых мощей угодников Божиих. В доме м. Ксении совершались полные церковные службы.

В июле 1939 г. в Казани архимандрит Таврион встретился с о. Николаем Богородским, бывшем делопроизводителем Пермской епархии. Разговор происходил конспиративно, на пароходе. Позднее, во время допроса, следователь запишет показания о. Николая о том: что о. Таврион дал ему указание выехать в Пермь для помощи по организации тайных церквей, что в Перми нелегальные церкви уже существуют, что он тайно лично служил в этих церквах-домах и что их организовал некий священник Димитрий.

17 июля 1939 г. иеромонах Димитрий (Пьяных) был арестован. Он обвинялся в том, что «... устанавливал связи с бродячим, проживающим на нелегальном положении монашеством, активизировал его,... вместе с монашками подготавливал нелегальные молитвенные дома-келии. Четыре кельи организовал и проводил уже нелегальные моленья...»33 Других тайных церквей следствие не установило. Хотя в это время только в г. Перми их действовало 1734, и в них проходили полные церковные службы, как и в обыкновенной церкви, с участием многих верующих. Из протокола допроса о. Димитрия: «Я всегда был обеспокоен тем, что рано или поздно может случиться так, что церкви могут оказаться закрытыми, но, дабы сохранить религиозное движение среди населения и после того, как будут закрыты Церкви, я изыскивал пути, чтобы сохранить религиозные движения и без церквей. С этой целью я всячески активизировал и группировал монахов и монахинь вокруг Церкви, возлагая на них надежды, что и после закрытия церквей, это явится организующей силой»35. Из показаний другого обвиняемого: «Он (о. Димитрий) хотел создать мощные кадры монашества, организовать нелегальные катакомбы и уйти вместе с ними в затвор. Такие катакомбы на территории Пермской области были»36.

Тем временем власти не выпускали из виду бывшего настоятеля Феодосьевской церкви, архимандрита Тавриона. 8 сентября 1939 г. на допросе о. Димитрию будет задан вопрос: «Кто такой Таврион?», — от ответа на который он уклонялся. 22 ноября вновь спросят: «Почему вы умалчиваете о своих связях с бывшим архимандритом Батозским и епископом Крошечкиным Павлином? Предлагается рассказать о ваших связях в прошлом и за настоящий период с указанными лицами». Ответ: «Тавриона Батозского я знал как архимандрита, который служил в церкви в г. Перми с 1928 г. С Батозским у меня знакомства никакого не было. После его выезда из Перми в Калугу связи я с ним также никакой не поддерживал. Епископа Крошечкина Павлина знал я с 1926 г. по 1930 г. В 1930 г. Павлин постриг меня в монахи, в том же году — в сан иеродиакона. С момента выезда Павлина из Перми в г. Калугу я с ним больше не встречался и никакой связи не поддерживал»37.

В июле — августе 1939 г. кроме о. Димитрия, были арестованы: о. Андроник (Лукаш), священники Николай Пшеничников и Николай Логинов, монахиня Гамалиила (Шишова) и церковница Афанасия Андреевна Оборина. Агентурная разработка на вышеуказанных людей, заведенная в пермском отделе НКВД в 1938 г., называлась «Калужане». Члены актива Успенской старокладбищенской церкви даже не подозревали, что председатель церковного совета Игорь Васильевич Симонов38 являлся доносчиком о церковной деятельности в Перми. Он «влился» в церковную жизнь, расположил к себе священников и актив церкви. Возглавлял крестные ходы и носил иконы. На собраниях говорил: «Не знаю, довольны ли моей службой, доволен ли мой народ и наши пастыри — эти герои на битве духовной...» Священников называл «незаметными героями», делающих великое святое дело в тот момент, когда Церковь

Православная подвергается со всех сторон «бурям и волнениям». Он писал письма в Калугу о. Тавриону и получал ответы. Предлагал духовную литературу верующим, чтобы сблизиться с ними и выявить их «контрреволюционный» настрой. Он нарочно высказывал антисоветские мнения, постоянно информировал второй отдел городского управления НКВД о работе участников группы «контрреволюционеров», до мельчайших подробностей докладывал обо всём своим хозяевам. И. В. Симонов тоже был арестован, но вскоре освобожден.

В обвинительном заключении от 9 декабря 1939 г. говорилось: «Враждебный антисоветский элемент, попы, монахи, монашки и др. церковники проводят антисоветскую деятельность, направленную на срыв мероприятий проводимых сов. властью». Не привлекли к уголовной ответственности В. М. Лычникова, М.А. Панову, Н.А. Стародубцева, Я.В. Симоновских, А.Д. Быстрых, В.В. Плешкова, П.Я. Назаренко, Л.Е. Бабушкину, о. Иннокентия (Изъянных), Н.И. Будрина, И.В. Рыбакова, И.Б. Мальцева и о. Тавриона (Батозского). Следственный материал в отношении этих 13 человек был выделен в отдельное производство.

Проживая в Калуге, архимандрит Таврион на некоторое время выезжал в Липецк и временно работал художником в горторге. В этот же период он навестил некоторых родных братьев и старенькую мать Акилину Радионовну, жившую в г. Днепропетровске у сына Виктора. По возвращении из Липецка в июне 1939 г. о. Таврион переехал на жительство в г. Курск.

Дом в Калуге остался на попечительстве бывшего секретаря владыки Павлина, Марии Добромысловой. Облачения и вещи владыки, иконы и библиотеку определили на сохранение верным людям, многое перевезли в Курск.

Большая часть вещей владыки Павлина остались в Калуге. В годы войны город был оккупирован немцами, во время бомбёжки в дом попал снаряд. Так навсегда исчезло то, что хранило память о священномученике Павлине (Крошечкине).

к содержанию