Встречи с отцом Таврионом

 

            В зимнее время паломников в пустыньке было немного, да и слух о ней еще не раскатился по всей стране, поэтому каждый мог рассчитывать на аудиенцию у отца Тавриона. Как только я на третий день попал в приемную, мысли прояснились.

Я огляделся: за спиной батюшки стоял небольшой сервант, на стенах висели фотографии и картины. Посредине, разделяя нас, широкий стол. Батюшка сидел напротив на стуле, я — на диване.

- Рассказывайте, что вас привело сюда?

Я удивился вопросу. Впервые за все время пребывания в пустыньке у меня появилась возможность вблизи разглядеть его: во время нашей беседы он заклеивал конверты и подписывал открытки. Передо мной сидел кряжистый, седобородый старец в скуфье и черном подряснике. Меньше всего его можно было назвать стариком, хотя уже тогда ему было около восьмидесяти. Глаза лучились. В них сверкали искорки доброго веселья. Странно было наблюдать его сидящим — в храме он все время находился в движении. Сейчас, изредка поглядывая на меня, он терпеливо ждал. Я задумался: действительно, а зачем я приехал сюда? Неожиданно внутри что то прорвалось, разрушая недоверие, — я вдруг увидел перед собой человека, которому могу рассказать все без утайки. Я заспешил,   как бы стремясь наверстать упущенное, рассказал о своем страхе — я боялся, что в случае конфликта с властями — а поводов к тому было предостаточно — меня, как верующего, могут упрятать в психбольницу. Таких случаев в те годы было множество.

-          Как мне отвечать на допросе, если спросят, верующий я или нет?

-        Отвечайте, что вы — христианин,

- он на минуту оторвался от конвертов, взглянул на меня, и тут же последовал четкий ответ,

- вы не должны страшиться, ибо Господь сказал, что того, кто исповедует Его перед людьми, Он исповедует перед Отцом.

Я все же его задал и второй вопрос, несмотря на то, что он был более болезненным для меня. Последовал ответ, над которым не перестаю размышлять и по сей день:

-          Постарайтесь не впадать в более тяжелый грех!

Он не осудил меня! Я всегда жестоко осуждал себя, а он даже не напомнил мне о необходимости воздержания. Тогда, я помню, его ответ необычайно утешил меня. Словно тяжелый груз, годами тяготевший надо мною, упал с плеч. Батюшка быстро поднялся, вышел и вскоре вернулся, протянув мне несколько денежных купюр, скрепленных канцелярской скрепкой.

—        Зачем? — воскликнул я.

-          Пригодится. Вы же трудились, и мне сказали, что добросовестно. Берите.

Прощаясь, он встал и благословил меня. Быть может, он еще что-то говорил; кажется, приглашал приезжать. Я был настолько ошеломлен, что уже ничего не воспринимал.

Первый совет батюшки пригодился мне на третий день после возвращения из пустыньки. Я был вызван на допрос, и в числе многочисленных вопросов прозвучал и тот, которого я страшился.

—        Да, я православный христианин, — ответил я, памятуя совет старца.

За это время мне пришлось многое пережить: страхи, отчаяние, слежку. И все-таки, когда все осталось позади, я понял главное отец Таврион тот самый человек, которому я могу целиком довериться. Не прошло и двух месяцев, как меня вновь потянуло в пустыньку, захотелось еще раз увидеть его. Я словно переболел тяжелым недугом, и в моем исцелении была его заслуга.

......

Во время моего летнего приезда также пришлось немало потрудиться: я возил щебень на дорогу, ведущую к пустыньке, колол дрова, выкосил траву в саду, но два праздничных дня мы все же отдыхали. В Москве, когда я собирался ехать в пустыньку, друзья просили выяснить один щекотливый вопрос. Зимой 1974 года в Киеве был арестован Владимир Вылегжанин,один из наших друзей, по обвинению в антисоветской деятельности. При обыске было изъято много книг, в том числе и религиозных. Попала в руки чекистов и записная книжка нашего друга. Немало помог следствию и он сам — подробно рассказывая о том, где и у кого бывал в Москве и у кого получал ту или иную литературу. Начались повальные допросы, поскольку круг друзей арестованного был велик. Один из вызванных, не имевший никакого отношения к «антисоветской деятельности», давал арестованному читать книги религиозного содержания, которые попали в руки чекистов. На допросе он признал, что действительно давал читать Вылегжанину религиозную литературу. А поскольку не все книги принадлежали ему, то он чистосердечно рассказал, у кого какую книгу брал. Естественно, что и эти люди, в свою очередь, были вызваны на допросы и, раздосадованные, решили поговорить с приятелем всерьез. Он, к сожалению, никак не мог уяснить, в чем же его обвиняют. Защищаясь, ссылался на слова Евангелия:

-          Не заботьтесь, как или что сказать, ибо вы не будете говорить, но Дух Отца вашего будет говорить в вас.

Ребята, встретив столь оригинальную трактовку евангельских слов, опешили. Потом по моей инициативе решили также действовать согласно Евангелию. Призвав несколько человек из числа верующих, мы провели соборную беседу с провинившимся, поскольку он не внял увещаниям близких друзей. Ничего хорошего из соборного обсуждения не получилось. Время было тревожное: дело, которое возбудило КГБ, не было завершено, и многим еще предстояли допросы. В результате увещаний все перессорились, а виновник никак не хотел уяснить, в чем же он не прав. И даже доказывал, что на допросах лгать грешно. Последний аргумент поверг всех нас в уныние.

Эту проблему по просьбе друзей я изложил отцу Тавриону. Он внимательно выслушал, потом кратко высказался:

-          Проще надо быть!

А вечером на проповеди я услышал развернутый ответ. Вот смысл того, что я услышал:

-          Не учительствуй до тех пор, пока сам не станешь светом. Иначе возникает взаимное раздражение. Не проповедуй, пока сам не стал светом, иначе опять-таки возникает только взаимное раздражение.

В первую очередь эти слова относились ко мне, как инициатору и более других пострадавшему на допросах.

Вторая проблема была связана с тогдашним запрещением в священнослужении отца Дмитрия Дудко. События разворачивались так, что я стал невольным свидетелем мучений, которые отец Дмитрий претерпел в течение недели, последовавшей за его запрещением. Надломившись еще во вр

емя своего первого заключения после войны, он был сокрушен страхом. Передо мной в те дни предстал насмерть перепуганный человек, мечущийся из угла в угол.

Приходили разные люди, давали противоречивые, часто взаимоисключающие советы. Он цеплялся за все. То писал прошения на имя патриарха, то открытые письма к западной общественности, то обвинял, то обличал, то испрашивал прощения.

Меня все увиденное потрясло. Я мучительно пытался разобраться в происшедшем.

Перед праздником Преображения, когда я колол дрова, отец Таврион, прогуливаясь, подошел ко мне. Я рассказал ему о своих переживаниях.

- Молчать надо, молчать, — грубовато ответил он.

Тогда я не понял смысла этих слов. Хотя позже понял — когда не можешь понять человека, лучше всего покрыть все, что он делает и чему ты стал невольным или вольным свидетелем. Хотя бы до той поры, пока не откроется все тайное и не станет явным и для тебя, и для окружающих.

В то время у отца Тавриона еще была возможность в часы отдыха изредка прогуливаться по обители. Еще не нагрянули толпы паломников, как в последние годы жизни, когда он уже не мог выйти из кельи. Часто летом, отдохнув после обеда, он выходил погулять. Кстати, в одну из таких его прогулок я сфотографировал его, хотя для этого пришлось просить разрешения владыки. Наша беседа закончилась следующим советом:

- Вот ты тщишься исполнять молитвенное правило — это хорошо.

Будь милостив к брату, согрешившему против тебя, и больше угодишь Господу, нежели исполнением правила.

 

Четвертый раз в том же, 1974 году, мне удалось выбраться в пустыньку в начале декабря. Прожил почти неделю. Мы трудились, благоустраивая дорогу. Я немного плотничал, часто бывая у отца Тавриона, подолгу беседуя с ним. Паломников было немного, и он мог уделять мне достаточно времени. Многое из новейшего периода Русской Церкви мне было непонятно. Мы, недавно пришедшие в Церковь и не имевшие корней, узнавали о новых мучениках Русской Церкви от стариков и бывших лагерников. Публикации 60-х годов о сталинских лагерях в «Новом мире» знали чуть ли не наизусть. Но в них рассказывалось в основном о ленинских кадрах, пострадавших от жестокости Сталина. Уже распространялись в списках «Колымские рассказы» Варлама Шаламова, но и в них почти ничего не говорилось ни о епископах, ни о священниках, ни о мирянах. В феврале 1974 года, когда по Би-би-си начали читать «Архипелаг ГУЛАГ» и сквозь глушилки удавалось все-таки ухватывать хоть немного, я с досадой обнаружил, что и Солженицын ничего не рассказывает о мучениках-христианах. Это было вдвойне удивительно: Русская Православная Церковь первой приняла на себя удар большевиков. Концлагеря беспрерывно пополнялись узникамихристианами. Отец Таврион, также слушавший по радио чтение «Архипелага», говорил, когда упоминался тот или иной лагерь:

- В Мариинских лагерях бывал. Это почти в самом начале...

Я хотел понять, почему страдания христиан в сталинских лагерях ускользнули от внимания писателей, почему те славные героические времена никак не отразились на церковной жизни наших дней. С этими вопросами я приходил к отцу Тавриону. К тому времени я уже немного знал о тяжелом положении Русской Церкви:

— Ты еще не знаешь, в каком положении находится наша Церковь,» — с горечью сказал он.

- Знаю! — гордо ответил я.

- Ты еще и половины не знаешь, — отрезал отец Таврион.

С того разговора прошло 30 лет, и лишь теперь я понимаю, насколько он был прав. Уже после его смерти в начале 80-х годов после очередного обыска я побывал в Вологде у архиепископа Михаила (Мудьюгина). «Православная Церковь больна!» — воскликнул он во время разговора. Но и тогда я не представлял серьезности и глубины поразившего нашу Церковь кризиса. Лишь в годы свободы, когда открылись архивы КГБ и ЦК КПСС, когда вырвались на свободу деструктивные силы, дремавшие внутри церковных структур, когда часть епископата и духовенства устремилась к накопительству земных богатств, картина и глубина болезни приобрели явные очертания.

Отец Таврион постоянно напоминал о необходимости пристального изучения Евангелия, словно именно в нем я мог найти ответ на мучившие меня вопросы. Я уходил неудовлетворенным, но принялся изучать Евангелие. Молитвенное правило, которое он дал мне, состояло из ежедневного чтения Евангелия на русском языке. Со временем я понял глубину его совета - на самом деле Священное Писание обращено к душе каждого верующего. Оно не устарело — нет более современной книги, в которой содержатся ответы на самые животрепещущие вопросы.

Помню, как в то время жадно читал и конспектировал духовную литературу, попадавшую в руки. Книги доставал с большим трудом. И все же начал собирать духовную библиотеку. У друзейбукинистов попадались как дореволюционные, так и парижские издания. Естественно, что продавались они из-под прилавка.

Я изучал толкования блаженного Феофилакта Болгарского, творения преподобного Симеона Нового Богослова, епископа Игнатия Брянчанинова, епископа Феофана Затворника, книги отца Александра Меня, выходившие в Брюсселе под псевдонимом Эммануил Светлов. Огромное, незабываемое впечатление произвела на меня книга А. В. Карташева «Вселенские соборы». Я приобрел ксерокопию этой книги и жадно принялся изучать.

Многое открылось не только в области церковной истории, но и в сегодняшнем положении Церкви. С огромным внутренним сопротивлением я начинал понимать, что положение Церкви не только в наши дни, но и всегда было трагическим. Даже в лучшие эпохи она была окутана тьмой. Пророческие слова Христа, сказанные ученикам: «Если люди ненавидели Меня, то будут ненавидеть и вас», — не укладывались в голове. Подобно современникам, я полагал, что люди, называющие себя христианами и пребывающие в лоне Церкви, должны быть святыми. Сталкиваясь с невежеством, цинизмом, ханжеством, я в недоумении отступал. Карташев помог мне понять слова святого Иоанна Богослова: «Свет во тьме светит, и тьма не объяла его». Он сумел показать тьму не только внешнюю, но прежде всего церковную и около  церковную, в которой вопреки всем, горели светильники: христианские святые.

Я наконец понял, почему именно в Церкви такое количество бесноватых, ханжей и просто сумасшедших. Мир их не принимает. Происходит жестокий отбор - общество вышвыривает не умеющих приспособиться. А Церковь не вышвыривает никого. Она принимает всех. Поскольку советское общество полностью забыло о милосердии и поражено безумием, то сумасшедшие сосредоточиваются в Церкви, ибо им больше некуда идти.

Вторая книга, взволновавшая меня, — «Тайна святых» эмигранта-парижанина Петра Иванова. Эту книгу я прочитал в «слепых» фотокопиях и законспектировал. Многое тогда претило в его рассуждениях, но основная мысль - что дух Антихриста действует внутри Церкви начиная с первых дней ее существования, - многое объяснила. Помню, ко мне книга попала только на неделю, на маленьких, карманного формата фотокарточках. Читал ночами.

Эти книги, а также то, что я увидел в пустыньке, постепенно многое разъяснили. Я начал понимать и то, что в жизни Церкви, как и в жизни человека, времена благоприятные сменяются неблагоприятными. И, как это ни парадоксально, именно неблагоприятные времена часто очищают Церковь. В начале семидесятых годов Церковь переживала времена благоприятные. Отец Таврион понимал это и старался сделать как можно больше. Он понуждал спешить и нас. Мы обсуждали с ним новости, которые узнавали по радио. На проповедях он часто говорил об услышанном. Именно тогда я услышал его реакцию на интервью архиепископа Питирима (Нечаева), данное им в зарубежной поездке осенью 1974 года, а затем опубликованное АПН, в котором почтенный архипастырь утверждал, что совсем необязательно крестить младенцев и преподавать детям Закон Божий. А также добавил, что православным христианам в СССР необязательно заниматься благотворительной деятельностью. На следующий день отец Таврион разразился гневной проповедью. В основу были положены слова евангелиста Иоанна об истинном пастыре: «...Некоторые носят высокие шапки (намек на митру. — С. Б.), но все равно, кто перелазит чрез ограду, тот вор и разбойник...»

Подобных слов о епископе мне не доводилось слышать даже от отца Глеба Якунина, с презрением относившегося к советским епископам. Поразила проповедь отца Тавриона и на евангельское чтение, повествующее о входе Господнем в Иерусалим: «Сейчас те, кому надо говорить, — молчат, и потому вопиют камни. Священники, епископы, миряне — молчат. А может ли Господь позволить, чтобы не проповедывалось Его слово? — Нет...». Именно в те годы выступали в защиту верующих академик Сахаров и участники Демократического движения, которые не считали себя христианами.

Между двумя поездками я написал ему письмо и передал с паломниками. Меня волновал вопрос о молитвенном правиле: отец Таврион советовал вместо положенных по молитвеннику утренних и вечерних молитв прочитывать главку Евангелия и главку Посланий.

С оказией я послал ему попавшую в мои руки переписку архиепископа Ермогена (Голубева) с патриархом Алексием, а также его письма к патриарху Пимену и ответы архиепископа Алексия (Ридигера), которые тот писал по поручению патриарха.

Отец Таврион также с оказией прислал ответ: «Мир вашему спасению! Дорогой Сергий! Письмецо получил, благодарю. Относительно правила, то оно имеется у Вас. Приумножать его не торопитесь, а, во-первых, при всем старайтесь иметь мирность духа, то есть при успехах не успокаиваться и при неудачах не горевать. В первом и втором будем водиться хождением перед Богом. Это ценное сознание мы должны иметь всегда, чувствовать его и водиться им, то есть всегда умными очами зреть Бога. Это упомянутое Вы найдете во всех указаниях о духовной внутренней жизни. Будет время для чтения, то используйте его для чтения духовных и полезных книг, и Вы будете расти. Относительно второго, то я был ознакомлен еще в то время, и теперь это как наследие истории. В будущем это будет иметь значение для историка, а теперь нам все это переживать в терпении и молчании. То, что необходимо и всегда доступно нам, то это любовь к Богу и подвиг высоконравственной личной жизни для каждого из нас, как христианина и сына Церкви. Будем в этом преуспевать.

Ваш богомолец и доброжелатель А. Т.

Из книги Бычкова Сергея Сергеевича «СТРАДНЫЙ ПУТЬ АРХИМАНДРИТА ТАВРИОНА»,    Предисловие автора к книге.

...Совсем другой человек был архимандрит Таврион. Он был своего рода гигант. Специалист, знаток человека. Я его один раз только видел, поэтому была такая дистанция. Этот многострадальный человек, Таврион, сидел в лагерях, в ссылке, только в конце жизни его оставили в покое, и его отправили в Латвию. Много больных было, которых он просто словом излечил, простым советом. Приходили с самыми обыкновенными вопросами. Я помню, кто-то приехал из России и из толпы спросил: "Батюшка, а купить мне машину или нет?" Человеку, может, казалось - а может быть, это грех? И Таврион ответил: "Ну купи, если деньги есть!" Да... И я у него спросил... ну, что я собираюсь ехать на Запад... как вы думаете, это хороший шаг или нехороший? А он мне говорит сразу: "Эх, вы, литераторы! Вы все ищете, где легче!" И так мы стали немножко говорить, он выслушал меня, и разговор пошел более серьезный. И я не хочу говорить, о чем был этот разговор, но я все-таки был потрясен его открытым ответом. И еще... Я хотел для монастыря оставить немножко денег, пожертвовать, а он сам взял деньги, большую сумму, дал мне, и сказал: "Нет, нет, от вас я не беру, вам они нужны будут. Очень скоро". И вы знаете, что случилось? Когда я вернулся в Эстонию, через три дня умер мой отец, и через неделю я потерял свою пенсию, которую мне несколько лет платили по болезни. И остался абсолютно без средств....

"Один день с Арво Пяртом"  Русское музыкальное общество

...Причастие это лекарство
Мы несколько раз ездили в пустыньку к архимандриту Тавриону Батозскому. Это было совершенно особое явление в той советской действительности. В Риге, точнее, под Ригой, около городка Елдово, в лесу был женский монастырек – пустынька от Рижского женского монастыря, в котором жил удивительный духовник – отец Таврион Батозский. (Это тот человек, который участвовал в незаконных, по мнению богоборческой советской власти, выборах нового Патриарха, после смерти святого Патриарха Тихона. Он был посыльным, который собирал подписи епископов. Тогда Патриархом выбрали святителя Кирилла Казанского, но святого Кирилла и всех участников выборов посадили в лагеря, или добавили сроки, тем, еще кто сидел). Он был человек совершенно святой, прозорливый, от которого можно было получить очень много. Мы с ним очень о многом говорили.
      Каждый, кто туда приезжал, должен был идти на те или иные работы – «послушания», тогда там можно было жить. У отца Тавриона был такой порядок: он служил литургию каждый день, и каждый день можно было причащаться. Все, кто туда приезжал, причащались Святых и Страшных Христовых Тайн каждый день. Он это называл «лечебницей»: «Вы приехали в лечебницу, так вот лечитесь. Хотите, чтобы жизнь выровнялась, устроилась – прибегайте к этому духовному лечению».

Профессор Андрей Борисович Ефимов. Отец отцов. О профессоре Николае Евгеньевиче Емельянове

 

...Еще мне вспоминается один человек сильного духа, который говорил мне о своих испытаниях. Это отец Таврион, тоже русский человек. Десять или пятнадцать лет тому назад я встретил его в Латвии, в маленькой пустыньке, где он жил в одиночестве. Он сидел передо мной, человек моего поколения; в его глазах светились благодарность и изумление, и он мне сказал: "Вы себе не можете представить, как непостижимо добр Бог был ко мне! В период революции, когда священников не допускали ни в тюрьмы, ни в лагеря, Он избрал меня, не только недостойного, но совсем неопытного священника, и послал меня на служение туда, где была самая большая нужда. Меня арестовали, я год провел в тюрьме и последующие двадцать шесть лет - в лагере, среди тех самых людей, которым я был нужен, которым был нужен Бог, был нужен священник..." Все, что он вынес из своих невзгод, - это безмерная благодарность Богу, Который избрал его. Чтобы он был распят в жизнь другим....

Антоний, митрополит Сурожский. О стоянии в вере // Журнал Московской Патриархии. М., 1997. №9 (ЖМП).
 

...Обещание Божие, как говорится в Писании, непреложно, неизменяемо, неизменно.
Если Господь нам сказал, то непременно будет. Но нам важно это ожидание. Есть известная притча об Антонии Великом, когда он 40 лет молился Господу: «Господи! Вот я стою 40 лет и не чувствую, что Ты рядом со мной». А Господь ему говорит: «Я, Антоний, 40 лет стою у тебя за спиной и радуюсь твоему терпению, радуюсь твоей любви, твоей надежде на Мое присутствие».
Вот нам важно уметь радоваться ожиданию. Уметь этому радоваться. И это напоминает мне одно событие в моей жизни. Был такой замечательный человек – архимандрит Таврион, он жил под Ригой в маленькой пустыньке, и множество людей в 1970-х годах съезжались туда получить его благословение, наставление и т.д.
         Прошло уже лет 5 моего диаконского служения, и никак все не рукополагают во священника. Еще год… и вот еще 12 лет прошло после этого. И я сетовал: «Батюшка, – говорю, – так и так, все вроде хорошо, жена, дети, все здоровы, все слава Богу, да вот никак не рукополагают».
А он сказал слова, которые я запомнил, и чем дальше, тем больше осознавалась эта мысль: «А вы ожидайте с радостью! Ожидайте с радостью!»
      И в этом глубокая мудрость этого замечательного старца: это радость события, которое непременно будет, – но тогда, когда окажется, что наше сердце будет к этому готово. Вот поэтому так важно нам не впадать в уныние. А то, что еще не произошло, – в этом и есть наше первое доверие к Богу. Если Господь сказал: Я дам вам радость, которую никто не отнимет от вас, Я дам вам то, что утолит вашу жажду, и из вас будут течь реки воды живой, – это непременно будет, и слышать это обещание уже наполняет радостью. Это особое духовное усилие связано со смирением и доверием…

Протоиерей Александр Борисов Проповедь на Вознесение 24.05.2001 г.

С 1931 г. начались мытарства о. Тавриона по советским тюрьмам и лагерям. Сначала - строительство Беломоро-Балтийского канала, затем - Березниковский гигант советской химии под Соликамском и, вероятно, шахты Инты.
          В 1935 г. о. Таврион оказался на свободе, но уже в 1940 г. был арестован снова и приговорен к 15 годам лишения свободы. После освобождения (в 1947 г. или в 1953 г.) о. Тавриона сослали в Казахстан, в Кустанайский край. В 1956 г. обвинение с него было снято, и его восстановили в правах. В том же году архиепископом Иоанном (Лавриненко) он был принят в штат Пермского кафедрального собора. А вскоре о. Таврион вернулся в Глинскую пустынь, где начинал свой иноческий путь.
          В 1957 г. настоятель пустыни архимандрит Серафим (Амелин) обратился к архиерею с прошением освободить его от настоятельских обязанностей (ему в то время было уже 84 года). Вместо него и по его благословению настоятелем был избран о. Таврион. Для окончательного решения этого вопроса о. Серафим (Романцов) ездил в Москву, встречался со Святейшим Патриархом Алексием I и тот обещал назначить архимандрита Тавриона глинским настоятелем.
                Однако в должности настоятеля о. Таврион пробыл менее года. Его образ управления обителью, его нововведения оказались противоречащими традициям и уставу пустыни, что естественно вызвало недовольство как братии в целом, так и совета старцев обители. Были приняты меры к тому, чтобы убедить нового настоятеля не менять уже установившихся в монастыре порядков, но успехом они не увенчались. Кроме того, в действиях о. Тавриона, по свидетельству схиархимандрита Иоанна (Маслова) прослеживался в то время некий католический уклон, для братии обители совершенно неприемлемый. По этой причине о. Серафиму (Романцову) вновь пришлось ехать в Москву к Патриарху и просить его о смене настоятеля...

ГЛИНСКИЕ СТАРЦЫ Архимандрит Рафаил (Карелин)

-Отец Димитрий, расскажите, как вы стали священником. Ваши родители были верующими?
- Они не были глубоко воцерковленными людьми. Хотя в моей семье все знали Евангелие, обращались к Богу, на Пасху посещали храм. Обычно это была церковь Ризоположения на Донской улице, ближайшая к нашему дому.
- То есть в один прекрасный момент вы сознательно решили посвятить свою жизнь служению Церкви. Этому сопутствовали какие-то особенные обстоятельства?
- Ничего экстраординарного. Я просто этого очень хотел. Окончательно решимость возникла после встречи с удивительным старцем отцом Таврионом. Я к нему в Латвию регулярно ездил, и он однажды мне сказал: "Тебе надо служить Церкви". Это произошло в середине 70-х годов в Преображенской пустыни под Елгавой.
- Архимандрита Тавриона (Батозского) часто обвиняли при жизни и обвиняют даже после кончины в "неправославности". Он-де якшался с католиками и протестантами, в тюрьме служил на клюквенном соке и хлебной пайке. Одним словом, лжестарец.
- Я об этом ничего в точности не знаю, но могу предполагать. Мне совершенно понятно, какие отец Таврион мог вызывать противоречивые чувства. Он был очень добрым и широким человеком, а таковые у людей "поуже" вызывают чувство осуждения.
- Это было связано с неординарностью его личности?
- Сказать "неординарность" значит ничего не сказать. Строго говоря, каждый человек неординарен.
- Но масштабы неординарности, или модули, у всех разные...
- У него был очень широкий модуль. "Перекрыть" широту отца Тавриона было практически невозможно, поэтому он у людей более "узких" мог вызывать недоумение, отторжение, антагонизм.
И в каком-то смысле это нормально. Войны - это тоже нормально, они неизбежны, раз есть жадность. Преступность - нормальна, ибо есть зависть. Конфликт отцов и детей - нормален, ибо наблюдается недостаток любви. И посему то отношение к отцу Тавриону, о котором вы говорите, - это тоже норма в нашем грешном мире.
       Вообще идеальные взаимоотношения встречаются, по-моему, только на святой горе Афон. Там спокойно уживаются монахи самых разных направлений. Есть даже такие, которые вообще никого не поминают в молитвах. Но к нему придешь, он тебя всегда накормит, напоит, поговорит ласково. Одним словом, примет тебя по-человечески и отправит с Богом.
      Ситуация, когда любовь превышает всякие умственные разногласия, мне ближе и нравится больше...

Храм у "cеми дорог" "Мы - религия большинства", - говорит один из самых популярных сегодня московских священнослужителей протоиерей Димитрий Смирнов. "НГ-религия" 2003-03-05 / Сергей Юров

...Лицом к лицу он был поставлен с пустыней нашей жизни, рожденной безверием и отступничеством от истины. Если тоталитарные власти стремились уничтожить личность, превратить Церковь в институт культа, то о. Таврион видел свою миссию в борьбе за образ человека, за личность, за возрождение христианства. Видя неспособность собратьев ответить на живые запросы современной души, он взял их немощи на себя и трудился за них. Но вместо благодарности за свои труды, он получал от некоторых из них осуждение и ярлыки — “католик”, “обновленец”.
Нужно было всех приходящих из огромной пустыни жизни в его маленькую тихую Пустыньку преображения душ — возродить к истинной жизни.
Как это делал о. Таврион практически, знают многие, потому что в свое время они, приезжая к нему, с жаждой учились истинной христианской жизни в этом скромном духовном оазисе Латвии.
Отец Таврион понимал Церковь как живой организм, вселенскую духовную семью, которая дробится на множество семей, пребывающих в разных местах, но имеющих единый Дух. Его пустынная монашеская семья сестер и семья духовных чад, которая приехала с ним из Ярославской епархии, никогда не жила замкнуто, но умножалась, принимая до 150–200 паломников в день. Принимались они о. Таврионом и его помощниками с любовью и радостью. Большинство из них были крещенными, но не воцерковленными, ибо жизнь на уровне прихода не могла ввести их в Церковь. И вот здесь, в Пустыньке, совершалось таинственное введение их в Церковь, в общинную жизнь, в ту живоносную традицию церковной жизни, которая, несмотря на внутренние и внешние гонения, еще сохранилась в сердцах лучших членов нашей Церкви...

Мамонтов, Архимандрит Виктор, Отец Пустыни.

• Проповеди о. Тавриона.
• Письма к детям из уз  Архимандрит Таврион (Батозский)
• Воспоминания об архимандрите Таврионе (Батозском). Часть I, Часть II Игумен Евгений (Румянцев)
• Архимандрит Таврион и Глинская пустынь
• "Слава Тебе, Господи, в дни Твоей Пасхи я тащу эту тачку!"  доклад игумена Евгения (Румянцева) на конференции 18 июня 2008 в Свято-Тихоновском университете, посвященной тридцатилетию со дня кончины арх. Тавриона (Батозского).
• Свящ. Владимир Вильгерт. ВОСПОМИНАНИЯ ОБ ОТЦЕ ТАВРИОНЕ (БАТОЗСКОМ)
• Мамонтов, Архимандрит Виктор, Отец Пустыни.
• Архимандрит Таврион (Батозский)  Биография
• Пора ли канонизировать о.Тавриона (Батозского)?  по материалам конференции 18 июня 2008 в Свято-Тихоновском университете.
• История рижского Свято-Троице-Сергиева женского монастыря и скита